Гибель Падающего Орла

“Мексиканские песни”
Кровавые пожары день и ночь полыхали в израненном городе. Гасить их было некому и нечем. Акведук с ключевой водой давно разрушили испанцы, и драгоценную влагу добывали трудно, по каплям, из старых заброшенных колодцев. И была она затхлой и соленой. Почти три месяца голода, жажды и непрерывных яростных сражений с бледнолицыми чужеземцами. Казалось, еще один удар и Теночтитлан падет: ведь есть предел выносливости и терпению даже у самого стойкого человека. Но наступал новый день и, повинуясь призывному сигналу трубы Куаутемока, сделанной из гигантской морской раковины, ацтекские воины бросались на врага.
И все же неизбежное свершилось. День 13 августа 1521 г. был отмечен в ацтекском календаре знаком “Микиштли”, что означает “смерть”. Это и была смерть – смерть столицы, государства и всего народа. К полудню испанцам удалось пробиться к самому центру Теночтитлана. Кое-где, подобно языкам угасающего пламени, вспыхивали еще короткие, яростные схватки. Однако большинство уцелевших защитников бросилось к лодкам, чтобы вырваться из агонизирующего города, заваленного грудами трупов и захлебнувшегося в огне. В три часа дня над руинами ацтекской столицы в последний раз прозвучали громовые раскаты трубы Куаутемока. По сигналу своего владыки десятки индейских суденышек вышли на водную гладь озера Тескоко. Там, на противоположном берегу, едва заметном в голубоватой дымке тумана, их, возможно, ждало спасение. Но тут на лодки ацтеков, словно коршуны, набросились испанские бригантины. Ветер был попутный. Одетые в белую кипень парусов корабли легко настигали утлые челны индейцев и безжалостно топили их, тараня своими корпусами и расстреливая из пушек и мушкетов.
В соленых водах озера Тескоко нашли могилу многие храбрые воины-ацтеки.
Уже под вечер капитан одной из испанских бригантин, некий Гарсиа Ольгин, заметил три большие индейские лодки, быстро шедшие к противоположному берегу. Догнать их для парусника не составляло никакого труда. Но когда дула орудий угрожающе нацелились на сидевших в лодках людей, из одной лодки раздался крик: “Не стреляйте! Здесь наш повелитель!” В то же мгновение молодой индейский воин, безучастно сидевший на корме ладьи, вскочил и, бросив свой меч и щит, воскликнул: “Я Куаутемок. Ведите меня к Малинцину. Я его пленник, но не причиняйте зла моей жене и слугам!”
Вместе с ацтекским “императором” в плен попали вельможи из Тескоко и Тлакопана, а также юная жена Куаутемока – красавица Текухичпоч, дочь Мотекухсомы II. Здесь изложена версия пленения Куаутемока, основанная на свидетельствах Берналя Диаса и Кортеса. Однако индейские источники совершенно по-иному освещают драматический финал осады Теночтитлана. Согласно сообщениям информаторов Саагуна, Куаутемок добровольно отдался в руки испанцев, чтобы облегчить тем самым участь уцелевших жителей ацтекской столицы. Еще 12 августа тлатоани собрал большой совет, на котором присутствовали правители, военачальники и верховный жрец, чтобы обсудить создавшееся положение. И поскольку все имеющиеся средства защиты были уже использованы, а голод и болезни ежедневно собирали обильную жатву в полусожженном городе, совет решил, что Куаутемок добровольно сдастся Кортесу при условии, если тот милосердно отнесется к побежденным. В лагерь конкистадоров отправилось специальное посольство. Неожиданное предложение ацтеков о сдаче города вызвало ликование осаждавших. Дело в том, что испанцы уже порядком устали. Они и их союзники понесли большие потери в ходе осады. Появилось много недовольных. Обещанного золота все не было, а жизнью каждый из конкистадоров рисковал ежедневно.
Утром следующего дня, 13 августа 1521 г., Куаутемок, в пышном костюме тлатоани (из перьев голубого цвета), отправился на маленькой лодчонке всего лишь с одним гребцом и одним вождем сдаваться на милость победителей. Уцелевшие жители города, стоя на берегу, со стенаниями провожали своего юного повелителя.
Вот как описано это событие в преданиях нахуа: “…Мексиканцы размышляли, что же делать, что они должны дать в виде дани и на каких условиях покориться врагу. Это были Куаутемок и остальные вожди мексиканцев… Затем посадили они Куаутемока в лодку. Двое, только лишь двое, сопровождают его, идут с ним. Капитан Тепуцтитолок и его слуга Йастачималь. И еще один гребец по имени Сениаутль. И когда посадили Куаутемока в лодку, весь народ заплакал. Люди говорили: “Вот идет самый юный правитель, Куаутемок, идет сдаваться испанцам! Идет сдаваться “богам”!”1.
Кортес находился в это время в пригороде Теночтитлана – Амашаке, в доме индейского вельможи Астакоацина. Узнав о сдаче в плен Куаутемока, он приказал немедленно доставить его к себе. Плоскую крышу дома, на которой разместились Кортес и его свита, украсили кусками красного сукна и циновками. Чуть в стороне специально для изголодавшихся пленников поставили стол со множеством различных яств и напитков. Все приготовления делались молча, без обычных криков и суеты. Казалось, присутствующие прониклись сознанием особой важности предстоящего события.
Куаутемок появился перед испанским полководцем, окруженный плотным кольцом стражи, – отрядом отборных пехотинцев с мушкетами и копьями наперевес. Твердо и спокойно поднялся он на крышу дома, где ожидал его Кортес. Видимо, ацтекский правитель хорошо знал конкистадора в лицо, так как первым нарушил молчание, сказав: “Я сделал все, что мог, для защиты моего народа. Но судьба была против меня. Поступай со мной, Малинцин, как тебе будет угодно”. А потом, взявшись за рукоять кинжала, который Кортес носил на поясе, с горечью прибавил: “Убей меня этим кинжалом и тем избавь от ненавистной жизни”. Гордая осанка молодого правителя и значительность произнесенных им слов настолько поразили Кортеса, что он постарался своей нарочитой учтивостью несколько утешить Куаутемока.
“Не беспокойся, – сказал он, – ты не подвергнешься ни малейшему оскорблению. Ты защищал свою столицу как храбрый воин: испанцы умеют уважать мужество даже в неприятеле”.
Насколько лицемерными были эти слова, Куаутемок понял буквально через несколько часов.
Кортес торжествовал. Поверженная страна ацтеков лежала у его ног, а последний ее “император” сдался на милость победителя. Так вот он какой, грозный Куаутемок – одиннадцатый тлатоани Теночтитлана, получивший царскую корону всего пять месяцев назад, в марте 1521 г., когда скоропостижно умер от оспы его дядя тлатоани Куитлахуак.
Надо сказать, что именно в марте ацтеки устраивали пышные торжества в честь своего главного божества – бога войны Уицилопочтли. И вот все последующие месяцы недолгого царствования Куаутемока действительно оказались озаренными огнем незатухающих сражений с испанцами и их индейскими союзниками из Тлашкалы, Семпоалы и других областей. Храбрый и воинственный юноша всегда находился в первых рядах своей армии и не раз наносил чувствительные удары врагу. Наконец, словно оправдывая свое гордое имя (“Куаутемок” означает по-ацтекски “Падающий Орел”), он, как орел, пронзенный на лету стрелой, рухнул на острые скалы и разбился насмерть2.
К сожалению, до наших дней не дошло сколько-нибудь достоверного изображения Куаутемока, если не считать маленькой миниатюры, представляющей собой копию с портрета “императора”, сделанного в XVI в. Зато мы располагаем словесным “портретом”, который нарисовал Берналь Диас.
“Куаутемок, – пишет Берналь Диас, – имел необычайно приятную наружность; он был пропорционально сложен, глаза его казались то суровыми, то ласковыми, и не было в них никакого коварства. Ему было двадцать три или двадцать четыре года, и кожа его имела более светлый оттенок, чем у других индейцев”3.
Таков был повелитель ацтеков, получивший власть в наиболее грозный для его родины час и сумевший причинить испанцам значительный ущерб в дни героической обороны Теночтитлана.
…А из горящего города длинной чередой уже тянулись по дамбам его уцелевшие жители – женщины, дети и старики. Они вынесли все ужасы трехмесячной осады и теперь, согласно торжественному обещанию Кортеса, должны были получить свободу. Люди шли медленно, еле передвигая ноги от усталости и истощения, и нет-нет да оборачивались назад, туда, где в дыму пожарищ умирал великий Теночтитлан:  Куда мы идем, друзья?!  Дым вокруг поднимается.  Темный туман расстилается.  Плачьте – не плакать нельзя…       Досталась дорого им       Жизнь девушки, юноши каждого,       Ребенка, жреца кровожадного…       Но ацтекский народ погиб,  Плачьте, плачьте друзья,  Плачьте – не плакать нельзя!4
Перевод М. И. Былинкиной
В ходе ожесточенных сражений с врагом, а также от голода и болезней погибло, по словам Фернандо де Альба Иштлилшочитла, более 240 тыс. из 300 тыс. ацтеков, находившихся в городе к началу осады, и “среди них вся ацтекская знать, поскольку если после этого и остались какие-либо сановники и сеньоры, то это были малые дети”5.
Но и уцелевшие жители Теночтитлана не получили свободы. У всех выходов из города их поджидали испанцы с горящими жаровнями. Людей обыскивали, сортировали и клеймили раскаленным железом, обрекая на вечное рабство. Кортес в который уже раз нарушил слово рыцаря и дворянина, подло обманув и Куаутемока, и его многострадальный народ.
“Со своей стороны, – говорят ацтекские информаторы Саагуна, – испанцы на обочинах дорог проверяют людей. Они ищут золото. Для них нефрит ничего не значит, неинтересны перья кецаля и не нужна бирюза… Кроме того, они хватают женщин, отбирая светлых, с золотистой кожей, со смуглым телом. И некоторые женщины к моменту этого грабежа вымазали свое лицо грязью и напялили на себя тряпье, лохмотья вместо юбок, лохмотья вместо рубашек. Все, во что они оделись, было тряпьем.
Были отделены и некоторые мужчины. Самые храбрые и самые крепкие, с мужественным сердцем. И также подростки, которые стали их (испанцев. – В. Г.) слугами… Одних клеймили огнем возле подбородка; других – на щеке; третьих – у губ”6.
В ночь после падения ацтекской столицы над долиной Анахуака разразилась невиданной силы гроза. Яркие молнии, сопровождаемые оглушительными раскатами грома, вырывали на миг из густой темноты руины дворцов и храмов, бросая причудливые тени на груды неубранных трупов и сломанного оружия. А затем на многострадальную землю обрушился чудовищный тропический ливень, словно спешивший смыть с каменных плит улиц и площадей следы братоубийственной деятельности человека.
Через несколько дней, когда хмель победы несколько выветрился из голов разгулявшихся конкистадоров, в испанском лагере воцарилось уныние. Теночтитлан, стоивший завоевателям стольких жертв и лишений, дал, в конце концов, лишь жалкие крохи вместо тех сказочных ацтекских сокровищ, ради которых и отправились за океан эти авантюристы. По самым оптимистическим подсчетам общий объем добычи, захваченной в городе, составлял не более 130 тыс. золотых кастельянос. Это была примерно пятая часть того, что испанцы нашли в 1519 г. в тайниках дворца Мотекухсомы и растеряли затем во время своего панического бегства в роковую “Ночь печали”. По договору, именно эту сумму Кортес должен был отослать в Мадрид Карлу V. Так он и поступил, собрав для короля лучшие изделия ацтекских ювелиров. Но когда испанский корабль, нагруженный золотом, приблизился к европейским берегам, на него напали французы. И обладателем диковинных заморских сокровищ неожиданно стал вместо Карла V Франциск I. Золото и драгоценные камни, обагренные кровью несчастных индейцев, так и не попали тогда в руки самого могущественного монарха Европы, подданные которого во имя святой веры и короля творили на американской земле страшные злодеяния.
Среди солдат Кортеса росло недовольство. Разочарованные и озлобленные конкистадоры ломали голову, куда могли деться те фантастические груды золота, которые они не унесли из столичных дворцов в 1519 г. И вдруг кто-то вспомнил об угрозе молодого ацтекского правителя, высказанной им испанским послам в разгар осады Теночтитлана.
“Передайте Кортесу, – заявил тогда Куаутемок, – первое, что мы сделаем, – это бросим все наши сокровища в воды озера, где вы их никогда не найдете, потому что мы не хотим, чтобы вы после нашей смерти наслаждались нашими богатствами”.
Над головой Куаутемока стали сгущаться тучи. Раздавались возмущенные голоса и в адрес самого Кортеса. На белых стенах солдатских бараков начали ежедневно появляться едкие шутки и эпиграммы, высмеивающие жадность и скупость завоевателя Мексики. Кортеса прямо обвиняли в том, что он обманом захватил для себя большую часть добычи: “одну пятую как главнокомандующий и одну пятую как король”. Только угроза виселицы заставила забывшихся солдатских остряков прекратить свои словесные упражнения. Но это отнюдь не погасило всеобщего недовольства. Напротив, с каждым днем напряжение росло. Наконец, наступил момент, когда королевский казначей Альдерете открыто обвинил Кортеса в том, что тот вступил в сговор с Куаутемоком и присвоил себе все спрятанные сокровища ацтеков. Одновременно кто-то подбил раздраженную солдатскую массу схватить Куаутемока и хотя бы с помощью пытки вырвать у него тайну пропавшего клада.
Всего спустя семь дней после падения Теночтитлана Куаутемок, правитель Тлакопана и несколько других ацтекских вельмож были подвергнуты жестокой пытке огнем. Однако молодой “император”, не раз доказавший свою храбрость на поле битвы, не дрогнул и теперь. А когда правитель Тлакопана, не выдержав ужасных мучений, тихо застонал, Куаутемок, повернувшись к нему, с ледяным презрением сказал: “Малодушный, а ты думаешь я наслаждаюсь или нахожусь в своей купальне?”
Палачам так ничего и не удалось добиться, и Кортес поспешил прекратить пытку, что, впрочем, отнюдь его но оправдывает. Слово дворянина и полководца, данное им повелителю ацтеков (не причинять пленным вреда и обиды), было нарушено и притом самым вопиющим образом. Выгода же от этого варварского акта оказалась весьма незначительной. Правда, позднее Куаутемок еще раз подтвердил, что большую часть золота незадолго до конца осады ацтеки утопили в водах озера Тескоко, но все попытки лучших испанских ныряльщиков найти этот клад ни к чему не привели. Зато поиски другой группы испанцев, несколько дней копавшихся в обгоревших развалинах дворца Куаутемока и в саду, частично увенчались успехом. Из земли был извлечен на поверхность огромный диск с изображением солнца, отлитый из червонного золота.
Основная же часть ацтекских сокровищ бесследно исчезла, и тайна их не раскрыта до сих пор.
В этой истории труднее всего понять позицию самого Кортеса. Какими мотивами руководствовался он, отдавая приказ о начале пытки? Яростный защитник “конкистадора № 1”, его личный капеллан Франсиско Лопес де Гомара, в своем пространном труде “История завоеваний Эрнандо Кортеса”7 утверждает, что вина за мучения Куаутемока целиком лежит на королевских чиновниках, и прежде всего на казначее Альдерете, науськивавших озлобленных солдат на пленного ацтекского “императора”. Кортес якобы изо всех сил противился их требованиям и, лишь испугавшись обвинений в заговоре против испанского короля, нехотя уступил. Но затем, пораженный мужественным поведением Куаутемока, он немедленно остановил пытку и вырвал несчастную жертву из рук палачей.
Оставим всю эту словесную мишуру на совести льстивого летописца. Кортес, искусный и трезвый политик, когда этого требовали обстоятельства, умел быть и безжалостным и ласковым со своими противниками. В данном случае подоплека его “гуманности” была весьма простой: он опасался, что гордый пленник, не выдержав пыток, умрет, а вместе с ним навсегда уйдет в могилу и тайна пропавших сокровищ. С другой стороны, ни сам Кортес, ни королевский казначей Альдерете не знали, как отнесется к их поступку испанский король, особенно в том случае, если царственный пленник скончается во время пыток. Между прочим, Кортес так и не осмелился упомянуть об истязаниях Куаутемока в своих знаменитых “Письмах” к Карлу V, где подробно описан каждый шаг завоевателя по мексиканской земле.
Куаутемок был избавлен от мученической смерти на костре, но с тех пор остался хромым, получив тяжелые ожоги обеих ног. Лицемерие испанского полководца в полной мере проявилось в дальнейшем. Сразу же после окончания варварской экзекуции Кортес прислал к искалеченному юноше своего личного врача – некоего Кристобаля де Охеда. Позднее тот написал в своих воспоминаниях: “…И я видел также, как этот упомянутый дон Фернандо Кортес пытал упомянутого Куаутемока, прижигая ему огнем руки и ноги для того, чтобы тот рассказал ему о сокровищах этого города… И впоследствии, будучи врачом, я много раз ходил лечить упомянутого Куаутемока по приказу упомянутого дона Фернандо”8.
Прошло три года с тех пор, как было сломлено отчаянное сопротивление защитников Теночтитлана, и вся подвластная ацтекам территория покорилась испанскому королю. Но аппетиты конкистадоров не уменьшались. Кортес, полный честолюбивых замыслов, лихорадочно рассылал вооруженные отряды по всей Мексике, стремясь подчинить как можно больше новых земель. Во главе этих отрядов стояли ближайшие друзья и сподвижники Кортеса: Альварадо огнем и мечом завоевывал Гватемалу, Сандоваль осваивал южное побережье Мексиканского залива, а Кристобаль де Олид с целой эскадрой кораблей основывал колонии на побережье Гондураса. Именно из-за него пришлось Кортесу предпринять фантастический по замыслу сухопутный поход в Гондурас.
Первые успехи и обладание неограниченной властью вскружили де Олиду голову, и он, забыв свои прежние клятвы, решил править во вновь основанной колонии самостоятельно, не подчиняясь Кортесу. Огромное расстояние, отделявшее Гондурас от завоеванной столицы – города Мехико, казалось, обеспечивало де Олиду полную безопасность. Но мятежный идальго, видимо, плохо знал характер Кортеса, если надеялся избежать его мести в своей забытой богом глуши.
Прослышав об измене, генерал-капитан немедленно направил в Гондурас три корабля, на борту которых находился сильный отряд во главе с Франсиско де Лас Касасом. Приказ Кортеса был краток и суров: во что бы то ни стало схватить мятежника и доставить его для суда в Мехико. Но случилось непредвиденное. Когда корабли Лас Касаса подошли к нужному пункту, внезапный шквал выбросил их на прибрежные рифы. Все уцелевшие при кораблекрушении, в том числе и командир карательной экспедиции, попали в плен к торжествующему де Олиду.
Правда, в конце концов, пленники смогли объединить вокруг себя верных Кортесу людей из местного гарнизона, и де Олид сам очутился за решеткой. По приговору суда палач вздернул его на виселице, установленной на рыночной площади города Нако.
Но Кортес, находившийся за сотни миль от Гондураса, ничего об этом не знал. До него дошли лишь слухи о разгроме экспедиции Лас Касаса. Медлить было нельзя. Дурной пример де Олида мог вдохновить и других сепаратистов, что привело бы к развалу всей системы испанских колониальных владений в Новом Свете.
К тому же, по слухам, в Гондурасе находились золотые рудники, которые были бы весьма кстати для сильно отощавших кошельков конкистадоров. И Кортес решил лично возглавить карательный поход против де Олида, выбрав на этот раз сухопутный маршрут. Ему предстояло пройти сотни миль через горные хребты, болота и джунгли, сквозь самые глухие и безлюдные районы Центральной Америки, там, где не ступала еще нога европейца. Предприятие подобного рода и в наши дни многим показалось бы абсолютным безумием. Но завоевателю Мексики были совершенно чужды какие-либо сомнения и нерешительность.
15 октября 1524 г. на улицах Мехико, где за мощными громадами католических соборов еще отчетливо были видны остатки ацтекских пирамид, царило необычное оживление. Толпы горожан, прижимаясь к стенам домов, с любопытством взирали на бесконечные колонны войск, двигавшихся куда-то на юг, в сторону Чолульской дороги. Генерал-капитан и губернатор новой колонии покидал свою столицу. Его сопровождал отряд отборных испанских солдат и вспомогательные войска – 3 тыс. индейских воинов. Личной свите Кортеса мог бы позавидовать любой восточный владыка: юные пажи в ярких костюмах – выходцы из самых благородных семей Кастилии, дворецкий, врач, повар, прислуга, музыканты, танцоры и шуты пестрой толпой окружали молчаливого и мрачного генерал-капитана. Чуть позади, под надежным конвоем испанских кавалеристов, рослые индейцы несли узорчатый паланкин, украшенный яркими перьями птиц и золотыми бляхами. В нем, слегка покачиваясь в такт своим невеселым думам, сидел Куаутемок, облаченный в пышный наряд ацтекских государей. Кортес побоялся оставить пленника в столице и взял его с собой.
Первоначально Кортес направился в провинцию Коацакоалькос, расположенную на южном побережье Мексиканского залива. Тут к нему присоединились многие его старые друзья – ветераны былых походов и битв, получившие когда-то из рук своего полководца большие наделы земли в этом плодородном крае. Именно здесь проходила граница испанских владений в Мексике. Дальше на восток, вплоть до атлантического побережья Гондураса, лежала дикая и неизвестная страна, о которой завоеватели не имели ни малейшего представления. Правда, индейские торговцы из Табаско снабдили Кортеса превосходно выполненной картой тех земель, куда ему предстояло идти. И была она великолепной, пишет Лопес де Гомара, потому что на ней имелись все реки и горы и все крупные города и селения.
Используя эту карту и компас, Кортес, в конце концов, благополучно пересек ту обширную и плоскую равнину у основания полуострова Юкатан, которая тянется от реки Коацакоалькос до Гондурасского залива.
Вначале путь лежал через низкую и болотистую местность, которую прорезали бесчисленные реки и ручьи, текущие на север, в Мексиканский залив. Только для того, чтобы переправиться через самые крупные из них, солдатам Кортеса пришлось построить на протяжении 100 км около 50 мостов, причем один из таких мостов имел более 900 шагов в длину.
Тропический лес со всех сторон обступал измученных людей. Деревья-великаны смыкали свои гигантские ветви высоко над головой, почти не пропуская вниз солнечных лучей. Под ногами чавкала зловонная болотная жижа. Гибкие лианы цеплялись за амуницию и вьюки, опрокидывая зазевавшегося путника наземь.
Тысячи опасностей подстерегали здесь буквально на каждом шагу. И все же змеи, москиты и ягуары – истинные владыки американских джунглей – казались совершенно безобидными существами по сравнению с самым страшным врагом человека – голодом. А он стал теперь постоянным спутником отряда. Жители редких лесных деревушек, встречавшихся иногда на пути, при появлении бледнолицых чужеземцев, восседавших на спинах диковинных четвероногих зверей, обычно сжигали дома и скрывались в лесу, в своих тайных убежищах. Искателям же приключений оставались лишь дымящиеся развалины да зеленые початки незрелого маиса на окрестных полях. С каждым днем росло число больных.
Когда же, наконец, сильно поредевшее войско выбралось из бесконечных угрюмых лесов, то на пути его встала новая неожиданная преграда – в предзакатных лучах солнца лениво катила свои мутные воды громадная река (вероятно, река Канделария). Положение было отчаянным. Вконец измученные люди оказались в ловушке, которую подготовила им сама природа.
Обезумевшие от страха конкистадоры метались по речному берегу и громко проклинали своего полководца, притащившего их в этот ад. Напрасно Кортес призывал солдат не терять времени даром и приступить к постройке моста. Работа эта казалась испанцам настолько гигантской по объему, что они просто не хотели тратить на нее понапрасну свои и без того скудные силы.
Можно представить себе, сколько проклятий, жалобных стенаний и горячих молитв раздавалось в этот день на берегу бурной реки, под зелеными кронами деревьев. Но бесстрастные лесные исполины угрюмо молчали в ответ на угрозы и жалобы людей, безнадежно запутавшихся в тенетах судьбы. Вокруг стояла какая-то настороженная зловещая тишина. И только крики насмешниц-обезьян да монотонный шум речной волны нарушали ее. Казалось, вся природа ополчилась на незваных пришельцев и вынесла им смертный приговор.
“Безумец, куда ты завел нас? Немедленно возвращайся назад!” – кричали прямо в лицо Кортесу озлобленные солдаты. “Никогда еще Кортес не испытывал таких неудач, – пишет Лопес де Гомара. – Он не спорил и не ругался с испанцами, а просил их лишь подождать пять дней. И если в течение этого времени моста не будет, то он дал обещание повернуть назад”9. Однако бесславное возвращение в Мехико означало бы полный крах всех планов Кортеса и нанесло бы сильнейший удар по его личному престижу. Имелся лишь один способ избежать этого. И терзаемый внутренними сомнениями в успехе своего предприятия, конкистадор направился к шатру Куаутемока. На этот раз Кортес не пожалел красноречия: витиеватые приветствия, щедрые посулы, смиренные просьбы – все пустил в ход конкистадор, чтобы завоевать расположение пленного ацтекского “императора”. Испанскому полководцу нужны были крепкие рабочие руки, а их немало оставалось еще в подчинении у Куаутемока: из трехтысячного вспомогательного отряда индейских воинов уцелела к тому времени добрая половина. Случилось так, что именно они, вчерашние враги и сегодняшние союзники конкистадора, пришли ему на помощь в тяжелую минуту10. Гигантский мост был построен руками индейцев за четыре дня. Для этого потребовалось около тысячи древесных стволов “толщиной со взрослого человека” и бесчисленное множество деревьев поменьше и сучьев. Плотно пригнанные друг к другу бревна образовали широкую ленту, надежно соединившую оба берега реки. А когда последний солдат Кортеса перешел через мост и скрылся в лесной чаще, из зеленой стены джунглей бесшумно вынырнули смуглые люди и в изумлении застыли на берегу. Это местные индейцы поспешили выбраться из своих тайных убежищ, чтобы полюбоваться на деревянное “чудо” ацтеков. Слава об изумительном сооружении разнеслась вскоре по всей округе, и еще долгие годы “мост Кортеса” надежно служил путникам, неизменно поражая их своими громадными размерами и прочностью.
За рекой, доставившей испанскому полководцу столько хлопот, раскинулась плодородная и обширная провинция Акалан (точное ее местонахождение не известно). Именно здесь, в безлюдной деревушке Теотилак (Йашсам), 28 февраля 1525 г. и разыгрались те драматические события, которые навсегда покрыли позором не только самого Кортеса, но и напыщенных испанских грандов, католическое духовенство и королевский двор, т. е. истинных организаторов и вдохновителей конкисты.
“Здесь в этой провинции (Акалан. – В. Г.), – говорит Кортес в пятом письме Карлу V, – произошло то, что хорошо было бы знать и Вашему величеству. Дело в том, что один честный гражданин из города Теночтитлана по имени Мехикальсинго, а после крещения – Кристобаль, пришел ко мне ночью… и сказал, будто Куаутемок и правитель Тлакопана много раз беседовали друг с другом… о том, что хорошо бы найти какое-либо средство вернуть свою прежнюю власть и земли, отнятые испанцами”. Далее из слов Кортеса явствует, что Куаутемок вместе с другими ацтекскими вождями и сановниками составил заговор против испанцев. Заговорщики якобы хотели воспользоваться моментом, когда отряд войдет в какой-нибудь глубокий овраг или болото, напасть на испанских солдат и перебить их всех до одного. После этого ацтеки двинулись бы в Гондурас и вырезали там колонию де Олида. Затем Куаутемок хотел триумфально вернуться в Мехико и восстановить свою власть над исконными владениями ацтеков.
“Поскольку я был столь подробно информирован этим Кристобалем, – продолжает Кортес, – о замышлявшейся измене против меня и испанцев, я воздал хвалу нашему господу богу и затем на рассвете схватил всех этих сеньоров и, поместив их отдельно друг от друга, начал допрашивать, как было дело…” Ацтекские вельможи, по словам конкистадора, признали сам факт заговора, но утверждали, что он был задуман Куаутемоком и что они отказались поддержать его. Куаутемок и правитель Тлакопана не стали ни подтверждать, ни отрицать выдвинутых против них обвинений, а хранили упорное молчание.
“И эти двое были повешены, а других я отпустил, поскольку, я думаю, они были виноваты лишь в том, что слышали об измене, хотя одного этого уже было достаточно для предания их смерти”11.
Так описывает ход событий сам Кортес. Однако Берналь Диас уверяет, что оба, и Куаутемок и правитель Тлакопана, твердо заявили о полной своей невиновности. По их словам, они действительно не раз говорили между собой о тех невзгодах и страданиях, которые испытывали в пути. Говорили они и о том, что лучше умереть сразу, чем видеть, как ежедневно гибнет вокруг от голода и болезней множество их соотечественников. Но эти заявления не могли уже ничего изменить. Кортес, убежденный в их виновности, приказал немедленно повесить Куаутемока и его двоюродного брата – правителя Тлакопана. И тут ацтекский “император” в который уже раз проявил поразительное мужество и абсолютное презрение к смерти.
Вот последние слова героя, переданные Берналем Диасом: “Я знал, что нельзя полагаться на твои лживые обещания, Малинцин. Знал я и то, что ты давно задумал убить меня, с тех пор, как я не пал от своей собственной руки, когда ты вступил в мой город Теночтитлан. Почему же ты убиваешь меня столь бесчестно? Бог спросит с тебя за это!”
Правитель Тлакопана, в свою очередь, успел крикнуть перед казнью, что он считает для себя великим счастьем умереть рядом со своим повелителем.
И пленники (а вместе с ними и несколько других мексиканских вельмож12) были вздернуты на ветвях огромного дерева, стоявшего на краю узкой лесной дороги.
Здесь же, рядом с деревом, на виселице разгневанный Кортес приказал повесить еще одну жертву – испанского монаха Хуана до Текто, который энергично протестовал против варварской казни Куаутемока.
Общее же настроение солдатской массы, для которой Кортес всегда был кумиром, выразил Берналь Диас: “Казнь Куаутемока была совершенно несправедливой, и все мы ее осудили”.
При выяснении обстоятельств смерти Куаутемока меньше всего внимания следует обращать на версию самого Кортеса. Прежде всего нужно рассмотреть свидетельства индейских авторов – прямых очевидцев происшедшего злодеяния или людей, хорошо знавших таких очевидцев.
В индейском кодексе “Анналы Тлателолько” (1528) эпизод смерти Куаутемока изложен следующим образом. Прибыв в Теотилак, правитель Анахуака послал гонцов в столицу майяской “провинции” Акалан, чтобы уведомить местных вождей, во-первых, о своем появлении, а во-вторых, о своем желании встретиться с ними. И уже 27 февраля в лагерь прибыли акаланские сановники во главе с халач-виником (“халач-виник” – майяск. “настоящий человек”, правитель города-государства у древних майя. – В. Г.) Ицамканака-Пашболоначей. Они сердечно приветствовали тлатоани ацтеков и вручили ему щедрые подарки – восемь циновок, наполненных золотом, драгоценными камнями и изделиями из перьев. Однако Куаутемок посоветовал передать эти сокровища через Кортеса испанскому королю, истинному хозяину Мексики. День прошел незаметно: в приятных беседах, танцах и пиршествах, а вечером гости удалились, выразив искреннее сожаление по поводу нынешнего бедственного положения некогда грозного повелителя Анахуака.
В индейском предании из Ичкатеопана (родной город Куаутемока, расположенный на территории современного штата Герреро) говорится, что Кортес, стремясь любой ценой вырвать у тлатоани ацтеков признание в заговоре, подослал к нему монаха Хуана Текто. Но тот по возвращении заявил, что Куаутемок не сказал ни слова. И разгневанный генерал-капитан вздернул несчастного монаха на виселице. Около часа ночи 28 февраля испанские солдаты ворвались в хижину, где спал правитель ацтеков и его придворные, и, забрав их всех (девять или десять человек), повесили без суда и следствия.
В старинном индейском манускрипте из Тепешпана в графе событий за 1525 г. изображено дерево, к вершине которого привязано за ноги обнаженное тело Куаутемока. У него отрублены голова и обе руки до плеч. Индейский хронист Чимальпахин пишет, что испанцы привязали тлатоани за ноги к дереву и разожгли под ним огонь (деталь, взятая уже из ичкатеопанского предания)13. Как бы то ни было, Куаутемок, бесспорно, принял страшную и мучительную смерть.
В безлюдной и глухой деревушке, затерявшейся в чаще девственного леса, окруженный врагами, он не имел ни сил, ни времени доказать свою невиновность. Его казнили так быстро, что пи один из присутствовавших не успел даже осознать, какое ужасное злодеяние совершается на лесной поляне под покровом черной тропической ночи. Только монах Хуан Текто посмел высказать Кортесу свое возмущение по поводу подлого убийства правителя ацтеков и тут же поплатился за это головой. Не вернулся из гондурасского похода и его товарищ, монах того же Францисканского ордена, Хуан де Айора: покоритель Теночтитлана не любил оставлять свидетелей своих злодеяний.
Видимо, абсолютно правы те испанские и индейские летописцы, которые считают, что обвинения против ацтекского правителя были сфабрикованы самим конкистадором. Здесь достаточно привести один факт: “доносчик” (Кортес называет его Мехикальсинго, или Кристобаль), когда его впоследствии подверг допросу с пыткой Иштлилшочитл, сознался в том, что ничего не говорил испанскому полководцу. Куаутемок был для испанцев слишком беспокойным и опасным пленником. Во всяком случае, именно так его оценивает сам Кортес в пятом письме к Карлу V: “Куаутемок, сеньор из этого города Теночтитлана, которого я, после того как захватил этот город, пленил, был человеком воинственным, и я взял его с собой”14.
Последний “император” Мексики по складу характера да и в силу прежнего своего положения пользовался среди ацтеков огромным влиянием. Они, безусловно, пошли бы за ним в случае его открытого выступления против завоевателей. Испанцы же в первые годы после конкисты жили в постоянном страхе перед всеобщим восстанием покоренных, но не сломленных индейцев. Точно таким же страхом был охвачен и Кортес, повсюду таскавший за собой своего царственного пленника. Бедственное положение, в котором оказались испанцы во время гондурасского похода, усугубляло напряженность. Заранее предрасположенный верить в коварство и враждебность Куаутемока завоеватель Мексики сразу же ухватился за первое попавшееся обвинение в адрес ацтекского “императора”. И вслед за тем немедленно последовал страшный приговор. Судя по всему, Кортес одним ударом хотел навсегда избавить себя от опаснейшего врага, служившего естественным притягательным центром для всех недовольных испанским владычеством в Мексике.
Весьма примечательно, что королевский двор одобрил постыдное деяние Кортеса и пожаловал ему в качестве награды специальное добавление к рыцарскому гербу: на полях вокруг старого герба появились изображения голов казненных индейских правителей и текст из священного писания.
Что и говорить, странное понятие о рыцарской чести существовало у спесивых дворян старой Испании!
Мужество правителя ацтеков, буквально за минуту до смерти бросившего гневное обвинение в подлости прямо в лицо конкистадору, потрясло всех присутствовавших.
Но, видимо, самое большое впечатление произвело оно на Кортеса – единственного в испанском лагере человека, который знал всю меру низости и несправедливости случившегося. Суровым приговором звучали в его ушах последние слова Куаутемока: “Бог спросит с тебя за это!” И будучи при всей своей личной храбрости человеком крайне суеверным и мнительным завоеватель Мексики надолго лишился душевного равновесия и покоя. После ухода с места казни он в течение многих дней оставался угрюмым и раздражительным, плохо спал по ночам. А однажды, проверяя бдительность ночной стражи, поскользнулся на каменных ступенях древней пирамиды и рухнул вниз с высоты около четырех метров, получив при этом тяжелый ушиб головы.
Как бы то ни было, трагедия в джунглях Акалана явилась поворотным моментом в блестящей карьере Кортеса. Можно с уверенностью сказать, что после гибели Куаутемока счастливая звезда конкистадора закатилась навсегда. Честолюбивые мечты о новых захватах в Центральной Америке, фантастический проект завоевания принадлежавших португальцам островов Пряностей (Молуккские острова), наконец, поисковая экспедиция в Калифорнийский залив – все это неизменно терпело крах, несмотря на незаурядный организаторский талант испанского полководца.
Проклятие ацтекского “императора”, словно злой рок, преследовало Кортеса не только при жизни, но и после смерти, последовавшей в 1547 г. в Севилье, в Испании. Тело завоевателя Мексики было торжественно погребено в фамильном склепе герцога Медины Сидония, в монастыре святого Исидора в Севилье. Но в 1562 г., согласно последней воле усопшего, выраженной в завещании, его прах перевезли через океан и предали земле в монастыре святого Франциска в Тескоко. В 1629 г. останки Кортеса опять перенесли, на этот раз в церковь святого Франциска в Мехико. Однако и на том дело не кончилось. В 1794 г. кости конкистадора перезахоронили на территории столичного госпиталя Иисуса из Назарета, и знаменитый скульптор Мануэль Тольса создал для надгробия полководца его бронзовый бюст. Наконец, в 1823 г. наступил самый драматический момент этой затянувшейся истории. Мексиканские патриоты, с оружием в руках завоевавшие независимость, изгнали из пределов страны ненавистных испанцев. И группа патриотически настроенной молодежи решила разрушить склеп завоевателя Мексики, а его прах развеять по ветру. В последний момент черный ящик с кучкой полуистлевших костей тайно перепрятали на территории того же госпиталя в Мехико. А по городу был пущен слух, что останки Кортеса отправлены в Италию, на остров Сицилию, где проживал тогда один из его дальних родственников – герцог Монтелеоне.
В 1946 г. мексиканские антропологи Даниэль Ф. Рубин де ла Борболья и Эйсебио Давалос Уртадо, руководствуясь старыми архивными документами, разыскали, наконец, железный ящик с костями Кортеса. Он оказался замурованным в стену госпиталя Иисуса из Назарета в Мехико15. Скелет конкистадора тщательно изучила комиссия авторитетных ученых. Выводы этой комиссии вызвали подлинную сенсацию и в Мексике, и далеко за ее пределами. Знаменитый победитель ацтеков, воспетый за доблесть и внешнюю пригожесть во многих трудах испанских хронистов, оказался в действительности человеком ниже среднего роста, со многими патологическими отклонениями (врожденными и приобретенными позднее) и, вероятно, сифилитиком16.
Апологеты конкисты в меру своих способностей тщательно выписывали на протяжении истекших столетий образ благородного рыцаря. Чеканный профиль античного героя, густые кудри, окладистая борода. Атлетический торс конкистадора закован в медную узорчатую кирасу и полуприкрыт широкими складками плаща. Глаза, большие и пронзительные, устремлены куда-то в даль, словно их владельцу дано постичь то, что не под силу обычным людям. Таков, в частности, бронзовый бюст Кортеса работы Мануэля Тольса (1794), таковы и многие портреты европейских мастеров конца XVI-XVII вв. Их авторы, никогда не видевшие завоевателя Мексики, создавали заведомо идеализированный образ своего кумира, основой для написания которого служили скульптуры римских цезарей и греческих атлетов.
До нас не дошли прижизненные портреты Кортеса, если не считать одной медали, отчеканенной в 1529 г. немецким мастером К. Вейдитцем, на которой конкистадор представлен в возрасте 44 лет: у него широкое, массивное лицо и крючковатый, как у ястреба, нос17. Описания же внешности Кортеса в трудах его сподвижников – капеллана и летописца Лопеса де Гомары и солдата Берналя Диаса – весьма противоречивы. “Фернандо Кортес, – пишет Гомара, – был хорошего роста, крепкий и широкогрудый, с пепельного цвета кожей, редкой бородкой и длинными волосами. Он был необычайно силен, энергичен и весьма искусен во владении оружием…”18
“Кортес имел высокую и пропорционально сложенную фигуру, – повествует Берналь Диас, – был силен, с землистым лицом, не очень веселым. И когда смотрел ласково, а когда и сурово. Бороду имел жидкую и скудную. Волосы, которые он носил в то время, были того же качества, что и борода. У него была широкая грудь и крепкая спина…”19
А Хуан Суарес де Перальто, племянник Католины Хуарес Маркайда – первой жены Кортеса, в своих воспоминаниях мимоходом замечает, что Кортес был “низкого роста, почти безволосый и с редкой бородой…”20
Если сравнить все три словесных портрета с данными антропологов и с медалью К. Вейдитца, то можно прийти к следующему заключению по поводу внешнего облика Кортеса: это был человек небольшого роста, плотный и приземистый, с крепкой грудью и широким лицом, которое мало красили и редкая рыжеватая бородка и крючковатый нос.
Но внешний облик исторического персонажа, каков бы он ни был – плох или хорош, не должен заслонять главное – его внутренний, интеллектуальный мир.
Мне представляется, что некоторые буржуазные авторы вольно или невольно искажают действительное положение вещей. В их описаниях Кортес предстает храбрым и благородным рыцарем, тонким политиком, искусным полководцем, стоящим на голову выше любого конкистадора из своего ближайшего окружения. В личной храбрости Кортеса и его непревзойденном искусстве владеть мечом не приходится сомневаться. Очевидно и то, что он всегда проявлял необычное упорство, энергию и изворотливость в достижении поставленной цели. Если и можно говорить о завоевателе Мексики как о некоем гении, то это был гений политической интриги, жестокости и вероломства. Важнейшей двигательной силой во всех его начинаниях и помыслах служило ненасытное стремление к богатству и власти. Именно достижению этих двух целей и была подчинена вся деятельность Кортеса в Новом Свете. Что касается военных талантов конкистадора, то они явно преувеличены не в меру восторженными летописцами последующих времен. И в этом им помог сам Кортес, постоянно внушавший в письмах к испанскому королю мысль о своих необыкновенных полководческих успехах на полях сражений. В действительности же Кортес всегда стремился избежать открытого и честного боя с неприятелем, предпочитая добиться успеха хитростью и коварством (вероломный захват правителей Тройственной лиги во дворце Ашайякатля, пленение Нарваэса и т. д.) или же запугать противника жестокими репрессиями (резня в Чолуле, резня в храме Уицилопочтли, грабежи и насилия в Тескоко и других местах). Любопытно, что он никогда не пользуется военными терминами или выражениями, что так свойственно военным людям.
Но ведь Кортес выиграл-таки решающие битвы с ацтеками и успешно завершил свою мексиканскую кампанию?
В этой связи необходимо подчеркнуть, что все свои сражения конкистадор вел главным образом с помощью индейских союзников из Тлашкалы, Семпоалы, Чолулы, Уэшоцинко, Тескоко и т. д. Наличие столь внушительной поддержки со стороны союзных войск плюс огромное превосходство европейских завоевателей в вооружении (огнестрельное оружие, железные латы, копья и мечи, арбалеты, лошади) и тактике обеспечивали Кортесу громадное преимущество над любым индейским противником.
Но вернемся к событиям, происшедшим в Акалане. На следующий день после казни Куаутемока отряд двинулся дальше. Кортес явно спешил покинуть это зловещее место, где, казалось, каждый камень, каждая былинка взывали к отмщению.
В суматохе сборов никто не заметил, что и без того небольшая армия Кортеса сократилась еще на 30 человек. А когда затихли вдали голоса и стук топоров, которыми прорубали себе путь сквозь лесную чащу конкистадоры, на пустынную поляну вышла группа индейских воинов. Их было ровно 30. С суровыми и торжественными лицами выстроились они вокруг “дерева смерти”, отдавая последнюю дань уважения своему владыке и военачальнику. Затем они сняли труп героя, обложили его душистыми листьями и запеленали в куски тонкой хлопчатобумажной ткани. Бережно подняв на плечи свою ношу, воины тотчас же двинулись в путь. Идти было далеко – в Ичкатеопан, расположенный на западе Мексики. Шли скрытно, по ночам, выбирая самые глухие дороги и тропы. Днем же прятались в джунглях или отдыхали в индейских селениях. Наконец, после долгих дней пути печальная процессия вступила в Ичкатеопан. Здесь жила мать Куаутемока. Здесь же родился когда-то (в 1501 г.) и он сам. Воины решили похоронить его в гробнице предков, у стен отчего дома. Были устроены пышные похороны, со всеми торжественными церемониями и обрядами, полагавшимися по рангу ацтекским правителям.
На площади перед высокой пирамидой главного храма собралось почти все население города. Люди пришли проститься со своим безвременно погибшим владыкой. Согласно обычаю, труп Куаутемока сожгли, а пепел захоронили в родовой усыпальнице правителей Ичкатеопана. Прошло четыре года. В декабре 1529 г. в город прибыл первый христианский проповедник – монах-францисканец Торибио де Бенавенте (Мотолиниа), впоследствии автор известных исторических трудов о Новой Испании. Случайно узнав о местонахождении гробницы Куаутемока, он убедил жителей Ичкатеопана перенести прах героя в другое место, чтобы укрыть его от бдительного ока колониальных властей. Во дворе своего бывшего храма индейцы соорудили новую гробницу, а над ней возвели в целях маскировки небольшую католическую часовенку. Еще лет через семь-восемь по совету того же монаха на месте обветшалой часовни была построена величественная каменная церковь, причем индейские мастера так спланировали здание, что гробница последнего ацтекского “императора” оказалась замурованной точно под главным алтарем нового собора.
Уходя из города, де Бенавенте посоветовал местным жителям хранить все это в строгой тайне. И совету великодушного монаха они с готовностью последовали. От отца к сыну, от поколения к поколению, на протяжении многих веков передавалась тайна царской гробницы. Лишь в начале 1949 г. последний ее хранитель, умирая, поведал обо всем на исповеди местному священнику, а тот поспешил сообщить о гробнице столичным властям. Из Мехико тотчас же прибыла в захолустный городок специальная комиссия, состоявшая из видных ученых самых разных специальностей: археологов, антропологов, медиков, архитекторов.
26 сентября 1949 г. под алтарем главной церкви Ичкатеопана начались раскопки. На глубине двух метров исследователи наткнулись на узкую щель, оказавшуюся входом в крохотную гробницу. Последняя была высечена прямо в твердом скалистом грунте. Внутри нее находились обломки сильно обожженных человеческих костей, пепел, медные бусы, кольца и подвески, два украшения из драгоценного голубого нефрита и большой медный наконечник копья. Здесь же, немного поодаль, лежала овальная тонкая пластина из сильно окислившейся меди. На ее лицевой поверхности отчетливо выступали крест и короткая надпись из букв в староиспанском стиле, выбитых или выгравированных каким-то острым и твердым предметом. Надпись гласила: “Государь и повелитель Коатемо”.
Чтобы исключить возможность подлога, а история знает немало случаев самых невероятных мистификаций, группа авторитетных специалистов подвергла всю полученную информацию самому тщательному анализу.
Архитекторы установили, что церковь в Ичкатеопане действительно построена до конца 1530-х годов над уже имевшейся там гробницей. Химики доказали древний возраст (чуть более 400 лет) медных изделий, в том числе и пластины с надписью. Палеографический анализ самой надписи позволил уверенно отнести ее к XVI в.
Но самым интересным и важным оказался вывод антропологов и медиков. Дело в том, что несмотря на кремацию, от скелета сохранилось много обломков и подчас довольно крупных: фрагменты черепной крышки, лицевых костей, ребер, частей позвонков, фаланги пальцев рук и ног.
В заключительном протоколе комиссии, занимавшейся изучением останков человека, погребенного в гробнице под церковью Ичкатеопана, сказано: “Большая часть исследованных костей принадлежит мужчине атлетического сложения, 25-30 лет, 180 сантиметров роста… На третьей плюсне пальца правой ноги заметна деформация, которая, очевидно, не является следствием возрастных изменений, травмы или какого-то заболевания (например, туберкулеза). Остается предполагать, что она вызвана повреждениями, полученными при жизни в результате сильного ожога ступней ног…”21
Мир знал разного рода великих людей. Одни прославили себя блестящими победами на полях сражений, другие приняли мученическую смерть, до последнего вздоха защищая свою родину. И тот факт, что в Мехико стоит прекрасный памятник Куаутемоку и нет и, видимо, никогда не будет памятника Кортесу, ярче всего показывает, на чьей стороне симпатии свободолюбивых народов.

Оставьте первый комментарий

Отправить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.


*