Об Алжирском правительстве

Алжирские Турки суть иноплеменные воины, пришедшие некогда из Константинополя в сию часть Африки как для защиты ее, так и для удержания под покровительством и верховным начальством Великого Султана. Отважные пришельцы скоро увидали всю власть правления в руках своих, отказались от повиновения Порте и сделались неограниченными властелинами Алжира. Они избирают между собою начальников, и лишают их сего достоинства по своему произволу; сами определяют ко всем публичным местам чиновников, поступают с Африканцами как с невольниками, и целую нацию содержат в порабощении: их необузданная дерзость превращает Алжир в позорное зрелище непрестанных кровопролитных переворотов.

Чрез каждые два года Алжирское правительство отправляет от себя корабли и коммиссаров в Левант для набора новых солдат, чтобы дополнять ими значительную убыль в своем войске, причиняемую войною, болезнями и смертною казнию, Рекрутам вербуются из простого народа в Константинополе, и в число их принимают даже величайших злодеев. Ими до такой степени гнушаются в Леванте, что ни одна Турчанка не согласится ехать к Варварийцам. Но как скоро новые солдаты сии прибыли в Африку и присоединились к господствующему в Алжире буйному войску, то они берут на себя вид чрезвычайно важный, принимают титло Еффендиев и показывают всю гордость и высокомерие, приличные обыкновенным рыцарям Фортуны, выскочившим из низкого состояния. Впрочем, как бы много выскочки сии ни думали о своей власти, они не только нестыдятся своего происхождения, но, по видимому, еще вменяют себе в славу то, что из такой мрачной глубины вознеслись до столь высокой степени. Один Дей сказал когда-то некоторому чужестранному Консулу: “Отец мой солил языки в Пере, а мать моя продавала их в Константинополе; и так, кажется, я должен знать толк в языках; но такого дурного, каков твой, мне еще никогда видеть не случалось.” В Алжире сих Турков считается неболее тридцати тысячь;  несмотря на то, что они господствуют над пятью миллионами природных жителей, которые ненавидят их, и в то же время им повинуются. Очень ясно, что тираны имеют дело с народом, совершенно упавшим в духе, ищущим славы в собственном унижении и вменяющим себе в честь постыдное рабство.

Политика Алжирского состоит в том, чтобы возможно тщательнее содержать всех Турецких солдат в отдельности от Мавров, препятствовать взаимным их связям, и первых исключительно употреблять орудием, вспомогательным средством тиранской власти. По сему всякой брак Турка с Мавритянкою ненавистен для правительства, так что незадолго пред сим один богатый Мавр, Сиди Кадор, заплатил жизнию единственно за позволение дочери своей быть супругою Турецкого чиновника. Любовь однакож сильнее всех законов; многие Турки женятся на дочерях Мавританских, не сомневаясь в дозволении отцов их, из коих богатейшие, в чаянии доставить себе посредством таких связей некоторую защиту от притеснений, почитают оные для себя весьма выгодными. Слабость прибегает под покров могущества, и красота достается в награду храбрости. Происходящие от сих браков дети, подобные метисам и креолам в Американских колониях, называются Хилулисами. В Тунисе от самого рождения они почитаются уже солдатами и получают жалованье; в Алжире напротив начинают давать оное достигнувшим совершенного возраста. Турки всегда смотрят на них из подлобья; никогда недают им возвышаться или занимать важные должности. Хилулисы большею частию нанимаются в работники или в прикащики у купцов, которыми весьма уважаются за свою понятливость и верность. Хотя обе нации имеют равное право почитать их своими, но они гораздо более преданы Маврам. Хилулисы многочисленны, согласны между собою, и следственно страшны для Турков; рано или поздно в Алжире должна произойти великая перемена, и легко может случиться, что какой нибудь Хилулис сделается там властелином, равно как теперь Мулат и Негр господствуют на острове Гаити.

Алжир есть военная республика, имеющая деспота верховным над собою главою. Правительство ее состоит из одного главного над войском и над государством начальника, которой именуется Деем, также из Совета или собрания первых государственных чиновников, называемого Дованом (оттуда произошло Диван). Но здесь правительство есть только пустое слово, ибо вся власть находится в руках одного Дея. Такая смешенная конституция, какую представляет Алжир, есть без сомнения из всех доныне известных самая дурная. За беспокойным, сопровождаемым всеми беспорядками наглой демократии, выбором следует появление деспота с неограниченною властию, которого окружает надменная, из первых государственных чиновников состоящая аристократия; все ето вместе составляет военное правительство, нестройное, насильственное и жестокое.

Дей, как глава государства, выбирается всегда из Турецкого войска; но при сем выборе право наследства неимеет ниже малейшего участия. По смерти Дея все солдаты идут во дворец подавать свой голос на избрание нового. Дело решится неиначе как единодушным согласием. Новоизбранный Дей непременно обязан принять на себя сие звание, хочет ли он того, или не хочет, – обязан потому что все происходящее на земле прежде решится на небесах, и что смертному человеку неприлично противиться воле Существа всемогущего. Но если бунтовщик дерзнет поднять мечь на своего государя, если насильственно отняв у него жизнь и достоинство, сам заступит его место; то в таком случае поклонники Могаммеда опять говорят, что  ето было уже предопределено на небе; и потому на земли неминуемо долженствовало случиться.

Легко можно представить себе, что сих военных сонмищах, от которых требуется единодушного избрания главы республики, заговоры и мятежи свирепствуют со всею жестокостию. Едва многочисленная толпа солдат провозгласит своим начальником такого человека, которым, недовольны янычары, то необузданный народ, собравшись в других комнатах дворца, врывается в залу, где производился выбор, убивает новоизбранного Дея, и поставляет на место его другого. Сей последний, прикрыв на себе царскою одеждою багровые следы крови своего предшественника, заставляет изумленное собрание молчать пред своим могуществом и все, случившееся толковать в благоприятную для себя сторону. Весьма часто бывает, что солдаты, подняв бунт в казармах, отправляют нарочного к Дею с приказанием оставить дворец, и непосредственно за тем отсекают ему голову. Иногда яд служит для бунтовщиков убийственным орудием противу их Государя; иногда они лишают его жизни на дороге, по которой ездит он в мечеть; даже были примеры, что рука неистового злодея поражала его в самом собрании Дивана. После столь ужасных сцен  возмущений и кровопролитий, избранный деспот, животное без души и сердца, поступает совершенно по тому правилу, которое кажется, сам ад внушил в него: “для спокойствия государства надобно, чтобы мечь мщения беспрестанно был в действии.”

Если простой воин возводится в достоинство Дея, то надевает на себя кафтан (род багряницы), становится на возвышенном месте, и тогда все присутствующие восклицают: “мы им довольны, Всевышний да ниспошлет ему благоденствие!” После сего Муфти провозглашает его Деем; далее, читаются пред ним обязанности его звания; напоминают ему, что он, будучи призван свыше править республикою, должен употреблять власть свою для наказания преступников, для соблюдения правосудия, для благодетельных попечений о безопасности и благосостоянии государства и для исправного платежа солдатам жалованья. Все окружающие нового Государя целуют у него руку. Войско его приветствует, гром пушек возвещает народу о радостном событии, и сим оканчивается торжественность.

За избранием Дея следует всеобщая смена прежних чиновников. Новый Дей нетолько удаляет своих соперников, но нередко приказывает даже лишать жизни  всех министров своего предшественника, забирая в свою казну все их имущество, принимая богатые подарки от своих приверженцов, которые заступают места убылые. Одной рукою собирает он сокровища, другою же рассыпает их между солдатами, дабы тем более утвердиться в своей власти. Галибей, взошедший на престол после плачевной смертиИбрагима, по прозванию Глупого, не менее 1700 человек привес в жертву своему мщению. Такой бесчеловечный поступок наполнил негодованием сердца народа; но тиран, совсем недумая обуздывать своей ярости, начал утверждать, будто открыл заговор против своей особы, и снова пролил целые реки крови в Алжире. Деи уверены, что не уважению и не преданности к ним народа обязаны они своим возвышением; но почитая трон или добычею, или подарком судьбы, они предаются всем страстям, какие только могут наполнять высокомерную душу начальника торжествующей партии.

Сначала в Алжире Дей немог долее шести месяцов оставаться на своем месте; но когда власть один раз достается в руки деспоту, то он никогда уже небывает расположен отказаться от нее добровольно. Сперва Дей был не иное что  как наместник Великого Султана и глава военной аристократии; уверясь в своем могуществе, он вознесся на степень независимого Государя. Хотя выбор производится по духу совершенно демократической республики; но власть Дея столь неограниченна, что свет непредставляет примера подобного деспотизма. В государственных бумагах дает он себе титул Превосходительства, каким обыкновенно величают его и солдаты, прежние его товарищи; Мавры называют его Султаном, а иностранцы приписывают ему даже титло Величества.

От воли Дея зависит объявлять войну и заключать мир; он собирает Диван, когда и сколько раз ему угодно; налагает подати и управляет всякого рода делами, кроме тех, которые относятся до богослужения. Он есть верховный судия преступников, и все тяжбы граждан решит сам собою, не отдавая ни кому в том отчета и неимея обязанности с кем-либо советоваться. Неповиноваться его приказаниям значит то же что и противиться судьбе. Небо вручило ему верховную власть над народом, следственно оно же должно ему даровать весь ум и всю мудрость. Сие мнение придает такую важность Дею в глазах его подданных, что бывшие товарищи его прежде всех с благоговением упадают пред ним на землю.

Судопроизводства cоставляет главнейшее занятие Дея; для сего проводит он большую часть дня в огромной зале нижнего етажа, где поставлен трон его, сложенный из кирпича и камня, обитый коврами и львиною кожей. По совершении Кабы, или первой утренней молитвы, бывающей на самом рассвете, Дей восходит на сей трон и остается на нем до половины 12 часа, в которое время он обедает. После опять садится на свой трон, и не сходит с него до вечерней молитвы, совершаемой при закате солнца. Кроме четверга, назначенного для домашних дел, и пятницы, в которую совершается богослужение в мечете, он ежедневно присутствует в судебной зале, и тогда каждый из его подданных имеет к нему свободный доступ. Гоясы или Статс-Секретари записывают все решения и приговоры, Дея, и вносят их в особую книгу. Позади трона стоят Баши для принятия его приказаний, которые немедленно приводят они в исполнение. Все чиновники стоят в таком близком расстоянии, что всякое нужное между ими сообщение производится со всевозможною скоростию. Министры заседают в другой зале дворца, на противной стороне. Нижние чины и слуги сидят на скамейках у дворцовых дверей, так что всякой легко может отыскать  людей, с которыми говорить нужно. Всякая тяжба оканчивается в несколько часов, а продолжается в таком порядке, с такою деятельностию, скажу более, с таким усердием к должности, которые приводят в удивление зрителя.

Вестник Европы, Часть 96. № 23-24. 1817

Оставьте первый комментарий

Отправить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.


*